Дубровский (Пушкин А. С., 1833)
На другой день весть о пожаре разнеслась по всему околодку. Все толковали о нем с различными догадками и предположениями. Иные уверяли, что люди Дубровского, напившись пьяны на похоронах, зажгли дом из неосторожности, другие обвиняли приказных, подгулявших на новоселии, многие уверяли, что он сам сгорел с земским судом и со всеми дворовыми. Некоторые догадывались об истине и утверждали, что виновником сего ужасного бедствия был сам Дубровский, движимый злобой и отчаянием. Троекуров приезжал на другой же день на место пожара и сам производил следствие. Оказалось, что исправник, заседатель земского суда, стряпчий и писарь, так же как Владимир Дубровский, няня Егоровна, дворовый человек Григорий, кучер Антон и кузнец Архип, пропали неизвестно куда. Все дворовые показали, что приказные сгорели в то время, как повалилась кровля; обгорелые кости их были отрыты. Бабы Василиса и Лукерья сказали, что Дубровского и Архипа-кузнеца видели они за несколько минут перед пожаром. Кузнец Архип, по всеобщему показанию, был жив и, вероятно, главный, если не единственный, виновник пожара. На Дубровском лежали сильные подозрения. Кирила Петрович послал губернатору подробное описание всему происшествию, и новое дело завязалось.
Вскоре другие вести дали другую пищу любопытству и толкам. В ** появились разбойники и распространили ужас по всем окрестностям. Меры, принятые противу них правительством, оказались недостаточными. Грабительства, одно другого замечательнее, следовали одно за другим. Не было безопасности ни по дорогам, ни по деревням. Несколько троек, наполненных разбойниками, разъезжали днем по всей губернии, останавливали путешественников и почту, приезжали в села, грабили помещичьи дома и предавали их огню. Начальник шайки славился умом, отважностью и каким-то великодушием. Рассказывали о нем чудеса; имя Дубровского было во всех устах, все были уверены, что он, а не кто другой, предводительствовал отважными злодеями. Удивлялись одному — поместия Троекурова были пощажены; разбойники не ограбили у него ни единого сарая, не остановили ни одного воза. С обыкновенной своей надменностию Троекуров приписывал сие исключение страху, который умел он внушить всей губернии, также и отменно хорошей полиции, им заведенной в его деревнях. Сначала соседи смеялись между собою над высокомерием Троекурова и каждый день ожидали, чтоб незваные гости посетили Покровское, где было им чем поживиться, но, наконец, принуждены были с ним согласиться и сознаться, что и разбойники оказывали ему непонятное уважение… Троекуров торжествовал и при каждой вести о новом грабительстве Дубровского рассыпался в насмешках насчет губернатора, исправников и ротных командиров, от коих Дубровский уходил всегда невредимо.
Между тем наступило 1-е октября — день храмового праздника в селе Троекурова. Но прежде чем приступим к описанию сего торжества и дальнейших происшествий, мы должны познакомить читателя с лицами для него новыми или о коих мы слегка упомянули в начале нашей повести.
Славился умом отважностью и каким то великодушием
Александр Сергеевич Пушкин
Дубровский; Капитанская дочка
Текст печатается по изданию:
Пушкин А. С. Собр. соч.: В Ют. М.:Худож. лит., 1974–1978. Т. 5.
Вступительная статья и примечания
Портрет А. С. Пушкина
© Смольников И. Ф., вступительная статья, примечания,2000
© Шмаринов Д. А., иллюстрации, 1946
© Фаворский В. А., портрет А. С. Пушкина, 1956
© Оформление серии. Издательство «Детская литература», 1996
В 1826 году Пушкин заканчивает шестую главу романа в стихах «Евгений Онегин», в которой делает такое признание:
И действительно, летом следующего года он начинает писать прозу – роман «Арап Петра Великого» – о царе Петре и о своем легендарном предке Ганнибале, а осенью 1830 года создает пять небольших повестей, которым дает название «Повести покойного Ивана Петровича Белкина». Через два года, в 1832 году, приступает к работе над романом «Дубровский». В 1833 году Пушкин пишет повесть «Пиковая дама», 31 января того же года делает наброски плана «Капитанской дочки».
Работа над романом о Пугачевском восстании, в отличие от вышеназванных произведений, шла медленно. Пушкин несколько раз менял план романа и завершил его лишь осенью 1836 года, заключительные строки датированы 19 октября. Вы знаете, что 19 октября было особенно памятной датой для Пушкина – в этот день 1811 года был открыт Царскосельский Лицей. Он и его друзья-лицеисты всегда трепетно относились к этой дате. В день завершения романа «Капитанская дочка» Пушкин отметил с друзьями двадцатипятилетие Лицея. Больше ему не довелось отмечать годовщины Лицея – через три месяца и восемь дней он был смертельно ранен на дуэли.
«Капитанская дочка» – последнее прозаическое произведение поэта, самое крупное, самое значительное. Оно вобрало в себя и выразило особенно сильно многое из того, что звучало в ранее написанной пушкинской прозе, а также в его поэзии. Мы не будем касаться его стихотворений, поэм, романа в стихах «Евгений Онегин». Но надо помнить, что все в пушкинском творчестве перекликается: поэма о Петре Великом «Медный всадник» и роман, посвященный царю-преобразователю; стихотворные строки о современниках поэта и его роман о судьбе молодого дворянина Дубровского; стихи об исторической судьбе России и роман, посвященный Пугачевскому восстанию.
Пройдет немного времени, вы обогатите ваш опыт любознательных читателей и сами станете сопоставлять и сравнивать различные произведения Александра Сергеевича Пушкина. Вам откроется удивительно богатый и разнообразный мир пушкинских стихотворений, поэм, драм, повестей, романов. Вы убедитесь, как этот художественный мир теснейшим образом связан с вашим собственным миром чувств и мыслей.
В неоконченной статье «О русской прозе» Пушкин писал: «Точность и краткость – вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей – без них блестящие выражения ни к чему не служат». Такова проза самого Пушкина. В ней не развлекательные картинки, не красивые описания, не преувеличенные страсти и нарочитая запутанность сюжета, а простое и ясное повествование о важнейших явлениях жизни.
Насыщенная мыслями проза Пушкина заставляет нас размышлять о самом главном – о судьбе России и россиян, о роли гражданина в истории страны, о чести и достоинстве человека, о верности и предательстве, об очищающей силе любви.
Роман о «благородном» разбойнике
Был у Пушкина задушевный друг – Павел Войнович Нащокин. Он жил в Москве, и Пушкин любил останавливаться у него, когда приезжал в Москву. Однажды Нащокин рассказал Пушкину об одном дворянине, Островском: тот был небогат, судился с соседом из-за земли, проиграл судебный процесс, остался без имения и вместе со своими крестьянами принялся грабить сначала чиновников, а потом и прочих людей – в лесу и на большой дороге. Продолжалось это недолго, его в конце концов арестовали. Нащокин видел Островского в тюрьме. Пушкин решил написать о нем. В первоначальном плане романа дал его фамилию герою своего произведения. Потом передумал – героя назвал Владимиром Дубровским.
Между тем и эта фамилия «пришла» из реальной жизни: в начале XIX века у нижегородского помещика Дубровского суд отобрал имение. Жил в Нижегородской губернии и богатый помещик Троекуров, однофамилец другого героя пушкинского романа. А название деревни Кистеневки, которой владели Дубровские, идет от деревни Кистенево Нижегородской губернии, принадлежавшей семье Пушкиных. Из одного судебного дела, попавшего в руки поэта, перенесено слово в слово в роман и заключение суда о передаче имения небогатого помещика его обидчику, богачу. Пушкин изменил лишь фамилии участников этого процесса.
Самое же главное: драматическая основа романа – конфликт между бедным дворянином Дубровским и самодуром-богачом Троекуровым – соответствует тому, что могло происходить и происходило в российской действительности начала XIX века.
Казалось бы, узы товарищества связывают двух бывших военных – отставного поручика Андрея Гавриловича Дубровского и генерал-аншефа в отставке Кирилу Петровича Троекурова. Богач Троекуров отличает среди приезжающих к нему в поместье людей лишь Дубровского. «Будучи ровесниками, – читаем в романе, – рожденные в одном сословии, воспитанные одинаково, они сходствовали отчасти и в характерах и в наклонностях». Однако это «сходство» не помешало их ссоре. Гвардии поручик не стерпел обиды со стороны троекуровского псаря и потребовал его выдачи, «…а будет моя воля наказать его или помиловать, – написал он генералу, – а я терпеть шутки от Ваших холопьев не намерен, да и от Вас их не стерплю, потому что я не шут, а старинный дворянин».
Старинный-то старинный (то есть исконный), но бедный и – увы – беззащитный. Правят же бал такие, как Троекуров. «Как, – вскипел тот, прочитав письмо Дубровского, – высылать к ему моих людей с повинной, он волен их миловать, наказывать! да что он в самом деле задумал; да знает ли он, с кем связывается?»
А конфликт, как говорят в таких случаях, разгорался. Непримиримый конфликт между людьми, стоящими на разных ступеньках социальной лестницы.
Огромное расстояние отделяет богатых, обладающих властью, от бедных, ни власти, ни даже возможности отстоять свое достоинство не имеющих. Такова природа конфликта – то решающее обстоятельство, которое приводит в движение сюжет романа, заставляет поступать так, а не иначе всех персонажей, от главных до второстепенных.
Вы, читатели романа, особенно те, кто первый раз берет его в руки, не станете, скорее всего, сразу размышлять об этом. Вас увлечет само повествование. Вы познакомитесь с Троекуровым, с его дикими шутками, вы наверняка станете симпатизировать старику Дубровскому, будете следить за тем, как Троекуров обманным путем отберет имение своего бывшего товарища, прочтете и тот судейский документ, который был упомянут выше. Документ сочинен в особом стиле, отличном от авторского, пушкинского, он тяжеловесен и запутан, но это не станет для вас помехой. Наоборот, поможет погрузиться в стихию той, давно отшумевшей, полной несправедливости эпохи, о которой рассказывает вам Пушкин.
Да, вам, юные читатели! Пушкин всегда обращается и к своим современникам, и к своим потомкам. Он был уверен в том, что новым поколениям будет важно знать, как жили когда-то их соотечественники. Как отстаивали свои права, как сопротивлялись злу и несправедливости, как страдали, любили…
Если первый том романа посвящен противостоянию Троекурова и старика Дубровского, то основная тема второго – любовная интрига. Он начинается с описания праздника, который устроил Кирила Петрович Троекуров и на котором присутствует недавно нанятый для его сына учитель Дефорж.
Славился умом отважностью и каким то великодушием
Глава VII
На другой день весть о пожаре разнеслась по всему околотку. Все толковали о нем с различными догадками и предположениями. Иные уверяли, что люди Дубровского, напившись пьяны на похоронах, зажгли дом из неосторожности, другие обвиняли приказных, подгулявших на новоселии, многие уверяли, что он сам сгорел с земским судом и со всеми дворовыми. Некоторые догадывались об истине и утверждали, что виновником сего ужасного бедствия был сам Дубровский, движимый злобой и отчаянием. Троекуров приезжал на другой же день на место пожара и сам производил следствие. Оказалось, что исправник, заседатель земского суда, стряпчий и писарь, так же как Владимир Дубровский, няня Егоровна, дворовый человек Григорий, кучер Антон и кузнец Архип пропали неизвестно куда. Все дворовые показали, что приказные сгорели в то время, как повалилась кровля; обгорелые кости их были отрыты. Бабы Василиса и Лукерья сказали, что Дубровского и Архипа-кузнеца видели они за несколько минут перед пожаром. Кузнец Архип, по всеобщему показанию, был жив и, вероятно, главный, если не единственный, виновник пожара. На Дубровском лежали сильные подозрения. Кирила Петрович послал губернатору подробное описание всему происшествию, и новое дело завязалось.
Вскоре другие вести дали другую пищу любопытству и толкам. В ** появились разбойники и распространили ужас по всем окрестностям. Меры, принятые противу них правительством, оказались недостаточными. Грабительства, одно другого замечательнее, следовали одно за другим. Не было безопасности ни по дорогам, ни по деревням. Несколько троек, наполненных разбойниками, разъезжали днем по всей губернии, останавливали путешественников и почту, приезжали в селы, грабили помещичьи дома и предавали их огню. Начальник шайки славился умом, отважностью и каким-то великодушием. Рассказывали о нем чудеса; имя Дубровского было во всех устах, все были уверены, что он, а никто другой, предводительствовал отважными злодеями.
Разбойники
Удивлялись одному: поместия Троекурова были пощажены; разбойники не ограбили у него ни единого сарая, не остановили ни одного воза. С обыкновенной своей надменностию Троекуров приписывал сие исключение страху, который умел он внушить всей губернии, также и отменно хорошей полиции, им заведенной в его деревнях. Сначала соседи смеялись между собою над высокомерием Троекурова и каждый день ожидали, чтоб незваные гости посетили Покровское, где было им чем поживиться, но наконец принуждены были с ним согласиться и сознаться, что и разбойники оказывали ему непонятное уважение. Троекуров торжествовал и при каждой вести о новом грабительстве Дубровского рассыпался в насмешках насчет губернатора, исправников и ротных командиров, от коих Дубровский уходил всегда невредимо.
Между тем наступило 1-е октября — день храмового праздника в селе Троекурова. Но прежде чем приступим к описанию сего торжества и дальнейших происшествий, мы должны познакомить читателя с лицами для него новыми, или о коих мы слегка только упомянули в начале нашей повести.
Славился умом отважностью и каким то великодушием
Несколько лет тому назад в одном из своих поместий жил старинный русский барин, Кирила Петрович Троекуров. Его богатство, знатный род и связи давали ему большой вес в губерниях, где находилось его имение. Соседи рады были угождать малейшим его прихотям; губернские чиновники трепетали при его имени; Кирила Петрович принимал знаки подобострастия как надлежащую дань; дом его всегда был полон гостями, готовыми тешить его барскую праздность, разделяя шумные, а иногда и буйные его увеселения. Никто не дерзал отказываться от его приглашения или в известные дни не являться с должным почтением в село Покровское. В домашнем быту Кирила Петрович выказывал все пороки человека необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума. Несмотря на необыкновенную силу физических способностей, он раза два в неделю страдал от обжорства и каждый вечер бывал навеселе. В одном из флигелей его дома жили шестнадцать горничных, занимаясь рукоделиями, свойственными их полу. Окна во флигеле были загорожены деревянною решеткою; двери запирались замками, от коих ключи хранились у Кирила Петровича. Молодые затворницы в положенные часы сходили в сад и прогуливались под надзором двух старух. От времени до времени Кирила Петрович выдавал некоторых из них замуж, и новые поступали на их место. С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно; несмотря на то, они были ему преданы: они тщеславились богатством и славою своего господина и в свою очередь позволяли себе многое в отношении к их соседам, надеясь на его сильное покровительство.
Всегдашние занятия Троекурова состояли в разъездах около пространных его владений, в продолжительных пирах и в проказах, ежедневно притом изобретаемых и жертвою коих бывал обыкновенно какой-нибудь новый знакомец; хотя и старинные приятели не всегда их избегали за исключением одного Андрея Гавриловича Дубровского. Сей Дубровский, отставной поручик гвардии, был ему ближайшим соседом и владел семидесятью душами. Троекуров, надменный в сношениях с людьми самого высшего звания, уважал Дубровского, несмотря на его смиренное состояние. Некогда были они товарищами по службе, и Троекуров знал по опыту нетерпеливость и решительность его характера. Обстоятельства разлучили их надолго. Дубровский с расстроенным состоянием принужден был выйти в отставку и поселиться в остальной своей деревне. Кирила Петрович, узнав о том, предлагал ему свое покровительство, но Дубровский благодарил его и остался беден и независим. Спустя несколько лет Троекуров, отставной генерал-аншеф, приехал в свое поместие; они свиделись и обрадовались друг другу. С тех пор они каждый день бывали вместе, и Кирила Петрович, отроду не удостоивавший никого своим посещением, заезжал запросто в домишко своего старого товарища. Будучи ровесниками, рожденные в одном сословии, воспитанные одинаково, они сходствовали отчасти и в характерах, и в наклонностях. В некоторых отношениях и судьба их была одинакова: оба женились по любви, оба скоро овдовели, у обоих оставалось по ребенку. Сын Дубровского воспитывался в Петербурге, дочь Кирила Петровича росла в глазах родителя, и Троекуров часто говаривал Дубровскому: «Слушай, брат, Андрей Гаврилович: коли в твоем Володьке будет путь, так отдам за него Машу; даром что он гол как сокол». Андрей Гаврилович качал головою и отвечал обыкновенно: «Нет, Кирила Петрович: мой Володька не жених Марии Кириловне. Бедному дворянину, каков он, лучше жениться на бедной дворяночке да быть главою в доме, чем сделаться приказчиком избалованной бабенки».
Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и бедным его соседом, и удивлялись смелости сего последнего, когда он за столом у Кирила Петровича прямо высказывал свое мнение, не заботясь о том, противуречило ли оно мнениям хозяина. Некоторые пытались было ему подражать и выйти из пределов должного повиновения, но Кирила Петрович так их пугнул, что навсегда отбил у них охоту к таковым покушениям, и Дубровский один остался вне общего закона. Нечаянный случай все расстроил и переменил.
Раз в начале осени Кирила Петрович собирался в отъезжее поле. Накануне был отдан приказ псарям и стремянным быть готовыми к пяти часам утра. Палатка и кухня отправлены были вперед на место, где Кирила Петрович должен был обедать. Хозяин и гости пошли на псарный двор, где более пятисот гончих и борзых жили в довольстве и тепле, прославляя щедрость Кирила Петровича на своем собачьем языке. Тут же находился и лазарет для больных собак под присмотром штаб-лекаря Тимошки и отделение, где благородные суки ощенялись и кормили своих щенят. Кирила Петрович гордился сим прекрасным заведением и никогда не упускал случая похвастаться оным перед своими гостями, из коих каждый осматривал его по крайней мере уже в двадцатый раз. Он расхаживал по псарне, окруженный своими гостями и сопровождаемый Тимошкой и главными псарями; останавливался пред некоторыми конурами, то расспрашивая о здоровии больных, то делая замечания более или менее строгие и справедливые, то подзывая к себе знакомых собак и ласково с ними разговаривая. Гости почитали обязанностию восхищаться псарнею Кирила Петровича. Один Дубровский молчал и хмурился. Он был горячий охотник. Его состояние позволяло ему держать только двух гончих и одну свору борзых; он не мог удержаться от некоторой зависти при виде сего великолепного заведения. «Что же ты хмуришься, брат, – спросил его Кирила Петрович, – или псарня моя тебе не нравится?» – «Нет, – отвечал он сурово, – псарня чудная, вряд людям вашим житье такое ж, как вашим собакам». Один из псарей обиделся. «Мы на свое житье, – сказал он, – благодаря бога и барина не жалуемся, а что правда, то правда, иному и дворянину не худо бы променять усадьбу на любую здешнюю конурку. Ему было б и сытнее и теплее». Кирила Петрович громко засмеялся при дерзком замечании своего холопа, а гости вослед за ним захохотали, хотя и чувствовали, что шутка псаря могла отнестися и к ним. Дубровский побледнел и не сказал ни слова. В сие время поднесли в лукошке Кирилу Петровичу новорожденных щенят; он занялся ими, выбрал себе двух, прочих велел утопить. Между тем Андрей Гаврилович скрылся, и никто того не заметил.
Возвратясь с гостями со псарного двора, Кирила Петрович сел ужинать и тогда только, не видя Дубровского, хватился о нем. Люди отвечали, что Андрей Гаврилович уехал домой. Троекуров велел тотчас его догнать и воротить непременно. Отроду не выезжал он на охоту без Дубровского, опытного и тонкого ценителя псовых достоинств и безошибочного решителя всевозможных охотничьих споров. Слуга, поскакавший за ним, воротился, как еще сидели за столом, и доложил своему господину, что, дескать, Андрей Гаврилович не послушался и не хотел воротиться. Кирила Петрович, по обыкновению своему разгоряченный наливками, осердился и вторично послал того же слугу сказать Андрею Гавриловичу, что если он тотчас же не приедет ночевать в Покровское, то он, Троекуров, с ним навеки рассорится. Слуга снова поскакал, Кирила Петрович, встав из-за стола, отпустил гостей и отправился спать.
На другой день первый вопрос его был: здесь ли Андрей Гаврилович? Вместо ответа ему подали письмо, сложенное треугольником; Кирила Петрович приказал своему писарю читать его вслух и услышал следующее:
«Государь мой премилостивый,
Я до тех пор не намерен ехать в Покровское, пока не вышлете Вы мне псаря Парамошку с повинною; а будет моя воля наказать его или помиловать, а я терпеть шутки от Ваших холопьев не намерен, да и от Вас их не стерплю – потому что я не шут, а старинный дворянин. – За сим остаюсь покорным ко услугам
По нынешним понятиям об этикете письмо сие было бы весьма неприличным, но оно рассердило Кирила Петровича не странным слогом и расположением, но только своею сущностью. «Как, – загремел Троекуров, вскочив с постели босой, – высылать к ему моих людей с повинной, он волен их миловать, наказывать! – да что он в самом деле задумал; да знает ли он, с кем связывается? Вот я ж его… Наплачется он у меня, узнает, каково идти на Троекурова!»
Онлайн чтение книги Дубровский
ГЛАВА VII.
На другой день весть о пожаре разнеслась по всему околодку. Все толковали о нем с различными догадками и предположениями. Иные уверяли, что люди Дубровского, напившись пьяны на похоронах, зажгли дом из неосторожности, другие обвиняли приказных, подгулявших на новоселии, многие уверяли, что он сам сгорел с земским судом и со всеми дворовыми. Некоторые догадывались об истине, и утверждали, что виновником сего ужасного бедствия был сам Дубровский, движимый злобой и отчаянием. Троекуров приезжал на другой же день на место пожара и сам производил следствие. Оказалось, что исправник, заседатель земского суда, стряпчий и писарь, так же как Владимир Дубровский, няня Егоровна, дворовый человек Григорий, кучер Антон и кузнец Архип пропали неизвестно куда. Все дворовые показали, что приказные сгорели в то время, как повалилась кровля; обгорелые кости их были отрыты. Бабы Василиса и Лукерья сказали, что Дубровского и Архипа-кузнеца видели они за несколько минут перед пожаром. Кузнец Архип, по всеобщему показанию, был жив и вероятно главный, если не единственный виновник пожара. На Дубровском лежали сильные подозрения. Кирила Петрович послал губернатору подробное описание всему происшедствию, и новое дело завязалось.
Вскоре другие вести дали другую пищу любопытству и толкам. В ** появились разбойники и распространили ужас по всем окрестностям. Меры, принятые противу них правительством, оказались недостаточными. Грабительства, одно другого замечательнее, следовали одно за другим. Не было безопасности ни по дорогам, ни по деревням. Несколько троек, наполненных разбойниками, разъезжали днем по всей губернии – останавливали путешественников и почту, приезжали в селы, грабили помещичьи дома и предавали их огню. Начальник шайки славился умом, отважностью и каким-то великодушием. Рассказывали о нем чудеса; имя Дубровского было во всех устах, все были уверены, что он, а не кто другой, предводительствовал отважными злодеями. Удивлялись одному – поместия Троекурова были пощажены; разбойники не ограбили у него ни единого сарая; не остановили ни одного воза. С обыкновенной своей надменностию Троекуров приписывал сие исключение страху, который умел он внушить всей губернии, также и отменно хорошей полиции, им заведенной в его деревнях. Сначала соседи смеялись между собою над высокомерием Троекурова и каждый день ожидали, чтоб незваные гости посетили Покровское, где было им чем поживиться, но наконец принуждены были с ним согласиться и сознаться, что и разбойники оказывали ему непонятное уважение… Троекуров торжествовал и при каждой вести о новом грабительстве Дубровского рассыпался в насмешках насчет губернатора, исправников и ротных командиров, от коих Дубровский уходил всегда невредимо.
Между тем наступило 1-е октября – день храмового праздника в селе Троекурова. Но прежде чем приступим к описанию сего торжества и дальнейших происшедствий, мы должны познакомить читателя с лицами для него новыми, или о коих мы слегка только упомянули в начале нашей повести.
